Поэт и беспризорник. История одной дружбы в автографах Маршака на юбилейном аукционе

Леонид Пантелеев (1908-1987; настоящее имя - Алексей Иванович Еремеев) - советский журналист и писатель, автор (совместно с Григорием Белых) одной из самых популярных книг 20-х годов - повести «Республика ШКИД». Его автобиографическая повесть «Я верую» увидела свет только в 1990. Среди героев воспоминаний - яркие фигуры довоенной литературы: Даниил Хармс, Александр Введенский, Евгений Шварц, и, конечно, Маршак.

Они познакомились в конце 1920-х годов, когда два бывших беспризорника принесли рукопись в Наробраз, попав к тов. З.И. Лилиной.  Она не только прочла повесть, но и тут же передала ее профессиональным редакторам, поскольку заведовала в ту пору ленинградским отделением Госиздата. А отдать было кому: под ее началом работали Самуил Маршак, Евгений Шварц и Борис Житков.

Впрочем, счастливая встреча будущих друзей произошла не сразу. Вначале авторов «Республики ШКИД» месяц разыскивали по всему городу, поскольку (по воспоминаниям современников) два молодых дарования - Белых и Еремеев - не удосужились оставить даже адреса. Мало того, выйдя из кабинета Лилиной, они серьезно поссорились. Белых заявил, что идея нести рукопись в Наробраз была от начала до конца идиотской, он даже не намерен позориться и узнавать о результатах. Еремеев, однако, не выдержал и через месяц, тайком от сооавтора, все-таки пришел к Лилиной. Секретарша, увидев его, завопила: «Он! Он! Пришел наконец-то! Куда же вы пропали! Где же ваш соавтор?» Потом Лилина целый час водила начинающего литератора по коридору, рассказывая, как хороша вышла книга. Ничего не соображающий от волнения Еремеев машинально сунул в коробок зажженную спичку, и тот шумно взорвался, опалив ему руку, которую потом лечили всем Наробразом.

«Все сотрудники редакции читали и перечитывали эту объемистую рукопись и про себя, и вслух, — вспоминал Маршак. — Вслед за рукописью в редакцию явились и сами авторы, на первых порах неразговорчивые и хмурые. Они были, конечно, рады приветливому приему, но не слишком охотно соглашались вносить какие-либо изменения в свой текст».

А спустя многие годы, 4 июля 1964 года, провожая Маршака в последний путь, Пантелеев произнес: "На одной из своих последних книг Самуил Яковлевич написал, что знает и любит меня половину своей жизни. Эти добрые слова тем более милы и дороги мне, что половина маршаковской жизни - это ведь три четверти моей, то есть вся или почти вся моя сознательная жизнь".

Облик старшего друга Пантелеев запечатлел в очерке "Маршак в Ленинграде" (Л. Пантелеев. "Живые памятники". Л.: Сов. писатель, 1966).  «Я был совсем молоденький, почти мальчик, когда судьба свела меня с Самуилом Яковлевичем Маршаком. За минувшие с тех пор годы я успел и полюбить Маршака, и подружиться с ним, и поучиться у него уму-разуму...

Маршак был человек удивительный. Поражал и могучий многогранный талант его. И фантастическая, какая-то колдовская память (когда он с одного раза, пробежав глазами огромную - вроде "Ночного обыска" Хлебникова - поэму, запоминал ее всю и на другой день читал уже наизусть - почти без запинки). Но, может быть, больше всего поражало трудолюбие Маршака. Работая с утра до глубокой ночи, он способен был по двадцать, по тридцать, даже по пятьдесят раз переделывать, переписывать, оттачивать и отшлифовывать каждую строчку и каждое слово в этой строчке.

И вместе с тем Маршак был блестящим импровизатором. Он мог, не сходя с места, не отрывая пера от бумаги, сочинить эпиграмму, рифмованную шутку, стихотворную дарственную надпись на книге. Свидетелем этого чуда я бывал не один раз. У многих людей хранятся его книги с такими стихотворными экспромтами. Но, конечно, далеко не все надписанные им книги сохранились. Некоторые навсегда утрачены. А кое-что хранится только в памяти».

Мой друг, Алеша Пантелеев

(С тобой мы старые друзья!)

Ты стань одним из грамотеев

И прочитай «От А до Я».

В 1936 году соавтор Еремеева Григорий Белых был безвинно арестован. Еремеев пытался хлопотать за него, писал телеграммы Сталину, посылал в тюрьму деньги и передачи. Они переписывались все три года. Последнее его письмо Еремееву: «Сталину писать не надо, ничего не выйдет, время неподходящее… Надеялся я на свидание с тобой. Посидеть бы на табуреточке и поговорить с тобой о самых простых вещах...». Последняя фраза была написана корявыми прыгающими буквами: «Все кончено...». Григорий Белых умер в 1938 году в тюремной больнице, едва достигнув 30 лет. А «Республика ШКИД» была надолго изъята из употребления.

В последующие годы Пантелееву не раз предлагали переиздать «Республику ШКИД» без имени соавтора, объявленного врагом народа, но он неизменно отказывался. Его имя в связи с этим отказом больше нигде не упоминалось. А в ОГПУ сам Еремеев тоже был отмечен как сын врага народа. Когда началась война, писатель попал в список неблагонадежных. В начале сентября 1941 года милиция хотела выслать его из Ленинграда. Писателю испортили паспорт, перечеркнув штамп о прописке, и дали предписание срочно отправиться на Финляндский вокзал. Еремеев вынужден был перейти в родном городе на нелегальное положение. Но вскоре стало ясно: без продуктовых карточек ему не выжить. К марту 1942 году он совсем обессилел. Врач «Скорой» поставил писателю диагноз – дистрофия III степени. От голодной смерти спасла главврач больницы на Каменном острове, чья семья оказалась его читателями.

Обо всех этих обстоятельствах узнал Маршак. Он добился от Александра Фадеева, чтобы больного писателя вывезли из блокадного Ленинграда в тыл.

Вернуться в литературу Пантелееву удалось лишь после смерти Сталина, когда в  его защиту выступили Чуковский и Маршак. Только в начале 1960-х годов начались переиздания «Республики ШКИД». В 1966 году режиссер Геннадий Полока поставил фильм с одноименным названием. Картина приобрела невероятную популярность. Но писателю фильм не понравился. Прочитав сценарий, он разнервничался, выставил около 200 замечаний. «ШКИДа не была институтом благородных девиц, — писал он. — Сюда привозили со всех концов Петрограда самых отъявленных бузовиков и головорезов, процветали воровство, картежные игры, ростовщичество. Но было и другое — то, что позволило Маршаку сравнить нашу школу Достоевского с Царскосельским лицеем. Мы учились, и учились охотно, без принуждения, по 10 часов в день. Мы много и с увлечением читали, писали стихи. Ничего этого, или почти ничего, в фильме нет».

Три книги Маршака с дарственными надписями, адресованными Леониду Пантелееву, которые представлены в каталоге десятого аукциона, относятся к одному из самых сложных периодов жизни писателя – 1940-50-м годам.