Три прижизненных книги выдающегося прозаика первой трети ХХ века Леонида Добычина с его автографами, вошли в «Петербургскую коллекцию» аукциона, который состоится 25 июня. Дарственные надписи, адресованные Леониду Рахманову, главе ленинградского отделения Союза писателей, стали не только предчувствием, но и свидетельством трагической судьбы автора.
Произведения Леонида Добычина хорошо известны неширокому кругу ценителей российской словесности. Хотя начало литературной судьбы, когда учитель из Брянска окончательно перебрался в Ленинград, обещало иное: собратья по цеху называли его «советским Прустом, а так как это имя не слишком современно, его также называли Бальзаком, Франсом, Джойсом. Мало того, ему говорили, что его книги создадут эпоху, что он опрокинет с дюжину литературных столпов» (В.С. Бахтин. Судьба писателя Л. Добычина).
Добычин писал мало. Три отдельно изданных книги 1930-х годов фактически представляют все наследие. Но даже этих произведений хватило, чтобы их создатель стал одним из ведущих постреволюционных прозаиков. Писательская манера Добычина парадоксально сочетала традицию лермонтовского лаконизма с гоголевским гротеском, лиризм с абсурдом, характерным для новейших течений ХХ века. А его судьба по сути стала прообразом для знаменитого стихотворения Даниила Хармса «Из дома вышел человек» (1937), написанного через год после исчезновения писателя.
В 1989 году один из участников злополучного собрания ленинградского отделения Союза писателей, на котором «прорабатывали» советского Джойса совестливейший Вениамин Каверин напишет: "После прений слово было предоставлено Добычину. Он прошел через зал невысокий, в своем лучшем костюме, сосредоточенный, но ничуть не испуганный. На кафедре он сперва помолчал, а потом, ломая скрещенные пальцы, произнес тихим, глухим голосом: «К сожалению, с тем, что здесь было сказано, я не могу согласиться». И, спустившись по ступенькам, снова прошел в зал и исчез".
Исчез навсегда.
"Через две недели, - вспоминал Вениамин Каверин, - Чуковские получили письмо из Брянска от матери Леонида Ивановича. Она писала, что он прислал ей, без единого слова объяснения, свои носильные вещи: "Умоляю вас, сообщите мне о судьбе моего несчастного сына".
Что пережил этот ранимый и безумно талантливый человек в последние часы жизни, когда, собрав все свои вещи, отправил их матери, когда в прощальном письме к другу просил рассчитаться со своими долгами в счет будущего гонорара, когда писал: «А меня не ищите, я отправляюсь в далекие края».
Считается, покончил собой в ледяных водах Невы. Был март 1936 года.
Дарственные надписи, адресованные Леониду Рахманову, главе ленинградского отделения Союза писателей, стали не только предчувствием, но и свидетельством трагической судьбы автора.