"Смятенный дух с его ворчаньем смири своим святым урчаньем..."
Пожалуй, самым страстным кошатником в истории русской литературы был Иосиф Бродский. «Я, как кот - говорил поэт - Когда мне что-то нравится, я к этому принюхиваюсь и облизываюсь... Вот, смотрите, кот. Коту совершенно наплевать, существует ли общество «Память». Или отдел пропаганды в ЦК КПСС. Так же, впрочем, ему безразличен президент США, его наличие или отсутствие. Чем я хуже кота?».
Его друзья вспоминали, что жена Бродского Мария звала своих мужчин — домашнего бело-рыжего котяру Миссисипи и Иосифа — котами: «Эй, коты, идите сюда!» И оба откликались на зов немедленно.
В коллекции нашего аукциона прекрасная иллюстрация "котофилии" нобелевского лауреата — машинописная «Ода (Коту Пасику от верного друга)» (1961) с многочисленной авторской правкой.
О синеглазый, славный Пасик!
Побудь со мной, побудь хоть часик.
Смятенный дух с его ворчаньем
Смири своим святым урчаньем.
Позволь тебя погладить, то есть
Воспеть тем самым, шерсть и доблесть.
Весь, так сказать, триумф природы,
О честь и цвет твоей породы!
О средоточье серых красок!
Стихотворение посвящено коту Пасику, жившему в семье подруги Иосифа Бродского — Людмилы Штерн. Она вспоминала: «Мама выиграла двухнедельного котенка в преферанс и объявила конкурс на лучшее имя. Картежное имя «Пасс» было предложено Бродским и единодушно одобрено. Иосиф своего крестника обожал. Кошки вообще были его любимыми животными. Как-то он сказал: «Обрати внимание на их грацию – у кошек нет ни одного некрасивого движения».
Пушистый и пепельный, без единого постороннего пятнышка, Пасик был царственно горделив. Зеленые, круглые как крыжовник глаза смотрели на мир равнодушно и невозмутимо. Он принципиально не отзывался на зов, и даже, когда ему совали под нос кусочек курицы или рыбки, пренебрежительно отворачивался и, казалось, пожимал кошачьими плечами: «И из-за такой ерунды вы осмелились меня беспокоить?» Впрочем, этот же кусочек, «случайно» оставленный на полу, исчезал в мгновение ока. Важно было соблюсти правила игры – не видеть и не слышать.Как большинство тонко организованных натур, Пасик был соткан из противоречий. Хоть на зов и не реагировал, но и не убегал, а взятый на руки даже посторонним человеком – не сопротивлялся, млел, проявляя полный паралич воли. Ему можно было придать любую форму: перекинуть через плечо, обернуть им шею, как меховым воротником, или, положив на спину, всунуть между лап «Известия» и надеть на нос черные очки. В этой позе он замирал на часы, дни, годы и столетия.
Иосиф говорил, что Пасик действует на него умиротворяюще, и даже предложил переименовать его в «Бром». Но «Бром» звучал, как «Гром», и этот звук противоречил буколической котовой натуре. Новое имя так и не прижилось».
Своего любимца Бродский воскрешал в памяти и много лет спустя, давно уже находясь "по ту сторону океана". В стихотворении (1994), адресованном матери Людмилы, — Надежде Фридланд-Крамовой, читаем следующие строки:
Как вспомню я Вашу гостиную, любому тогда трепачу
Доступную, тотчас застыну я, вздохну, и слезу проглочу.
Там были питье и питание,
Там Пасик мой взор волновал.
Предыдущая новость
Вернутся к списку новостей