Со своим временем у Ивана Бунина складывались непростые отношения. Ему был духовно близок и несказанно дорог русский Золотой век, блестящая эпоха дедов и отцов, в которой жили и творили Пушкин и Тургенев, Тютчев и Толстой. И очень символично звучит название одного из ранних автобиографических рассказов писателя—«Сон Обломова-внука». Первый отечественный нобелевский лауреат считал себя единственным наследником великой традиции русской словесности XIX века. Век же Серебряный он не принимал: новая литература, особенно в ее самых «упадочных» и радикальных течениях, расправлялась с заветами любимого бунинского прошлого столь же яростно и беспощадно, как топор безымянного плотника с чеховским вишневым садом. Отсюда неблагоприятные, часто пронизанные ледяной яростью, нападки Бунина на современников—от символистов до футуристов,—по свидетельствам очевидцев, порой непечатные. Однако, при всей этой непримиримости, Бунин все-таки являлся человеком своего времени— его проза, при всей своей классической кристальной чистоте, очень модернистична по духу, а события личной жизни —почти хрестоматийная иллюстрация нравов эпохи Серебряного века, наполненной дискуссиями о проблеме пола, границах сексуальной свободы, смелыми духовными (и не только, конечно) союзами из нескольких человек, самый известный из которых—триумвират Зинаида Гиппиус-Дмитрий Мережковский-Дмитрий Философов. Непосредственным участником и—того более—инициатором подобного союза был и сам автор «Легкого дыхания»…
Эта история началась летом 1926 года на юге Франции, в тихом Грасе, где Бунин обосновался со своей супругой Верой. Они снимали довольно скромную виллу «Бельведер», главными преимуществами которой являлись большой тенистый сад и открывавшийся из него прекрасный вид на море, на подернутые нежной пурпурной дымкой приморские Альпы. В тот знойный день на пляже к Бунину подошел его приятель, редактор Михаил Гофман и, обменявшись приветствиями, представил Ивану Алексеевичу свою обаятельную спутницу—начинающую поэтессу Галину Кузнецову. Глядя на эту жизнерадостную молодую женщину, трудно было представить о всех многочисленных тяготах, выпавших на ее хрупкие плечи—юность, пришедшуюся на годы разрухи и Гражданской войны, бегство с мужем, юристом и белым офицером, Дмитрием Петровым из залитой кровью страны на одном из забитых до отказа пароходов, бесприютные скитания по Константинополю, нищую, полную мытарств и тягот, эмигрантскую долю… То, что произошло в тот день между Иваном и Галиной на граском пляже, иначе как солнечным ударом и не назовешь. Спустя несколько дней Кузнецова вернулась с мужем в Париж—в Грасе они проводили отпуск,—и вскоре, не в силах совладать с испепеляющей тоской, за ней последовал Бунин. Их роман развивался стремительно, и вскоре о нем шептались все эмигрантские круги. Все чаще Бунин наведывался в Париж к своей возлюбленной, которая покинула ради него, мужчины, на тридцать лет ее старше, своего мужа. Когда огонь опаляющей страсти несколько остыл, и к возлюбленным вернулись очертания реальности, они осознали всю трагичность сложившейся ситуации: Бунин не мог жить без Галины, но и покинуть остававшуюся в Грасе жену ему не представлялось возможным. «Любить Веру? Как это? Это все равно, что любить свою руку или ногу...»—отвечал он на вопрос о чувствах к жене. И он решился на отчаянный шаг: перевез Галину в Грас, на их с Верой виллу. Галина была представлена супруге как подающая надежды ученица. Разумеется, чувства мужа к Кузнецовой не остались ею незамеченными, Вера сильно переживала измену и мучительно искала для себя хоть какое-то слабое утешение, способное примирить ее со случившимся и дать возможность всем троим существовать под одним кровом. Она заставила себя поверить в то, что любимый Ян (как ласково называла Вера мужа) полюбил Галину как своего ребенка, что в этом чувстве выплеснулась тоска стареющего Бунина по умершему в пятилетнем возрасте единственному сыну. В тиши бессонных ночей Вера, конечно же, понимала всю нелепость этих отговорок, однако, уйти от горячо любимого Яна она не могла. «Пусть любит Галину—смиренно начертала она в своем дневнике— только бы от этой любви ему было сладостно на душе...».
Так
началась эта странная, двусмысленная жизнь одной семьей. Две женщины держались
деликатно и вполне нашли общий язык. «Последнее время все чаще бываю с В. Н. Сейчас она больна и мало выходит. Вчера мы обе
оставались вечером дома, лежали на ее постели и говорили о человеческом счастье
и о неверности его представления. Человеческое счастье в том, чтобы ничего не
желать для себя. Тогда душа успокаивается, и начинает находить хорошее там, где
совсем этого не ожидала»—такую пронзительную и многозначительную,
недоговоренную запись находим в дневнике Галины Кузнецовой. В ту пору частыми
гостями «Бельведера» были молодые
литераторы, искавшие опеки и помощи со стороны взыскательного мастера —Николай
Рощин и Леонид Зуров. Последний, после долгих уговоров приехал погостить из
Прибалтики и так и остался в Грасе на долгие годы, став еще одним членом этой странной семьи.
Много кривотолков вызывала нежная опека со стороны Веры и ответная
привязанность Зурова. При внешне идиллической жизни супругов и «приемных детей»
(не обошлось и без колких выпадов современников: Зуров и Кузнецова-
бунинский «крепостной театр», по определению Ходасевича) внутри семьи с
каждым годом рос разлад, все явственнее ощущалась хрупкость их союза. Все
сильнее страдала Галина. Она была каждый день рядом со своим кумиром и любимым
мужчиной—переписывала «Жизнь Арсеньева», постигала уроки литературного
мастерства, наконец, делила с ним ложе, однако, в то же время остро ощущала
болезненную неопределенность своего положения. Она прекрасно понимала, что Иван
никогда не оставит Веру, а если бы даже она, Галина, не в силах больше вести
такую странную жизнь, собралась бы уйти—он бы ее не отпустил. Да и, до поры до времени, она не могла уйти,
ее держала «какая-то волшебная сила», исходившая от Бунина. А он становился все
ревнивей и придирчивей, ни на шаг не отпускал от себя—жизнь в Грасе
превращалась в заточение в золотой клетке. «Я не успеваю быть одна, гулять
одна…»—с горечью писала Кузнецова в дневнике. «Я ночевала с Галей. Много говорили,
как ей быть, чтобы больше получить свободы»—в свою очередь, замечала Вера. И опять
из дневника Галины: «Сегодня … вышел очень серьезный и грустный разговор с Л.
[Зуровым] о будущем. Уже давно приходится задумываться над своим положением.
Нельзя же, правда, жить так без самостоятельности, как бы в
"полудетях". Он говорил, что мы плохо работаем, неровно пишем, что
сейчас все на карте. Я знаю больше, чем когда - нибудь, что он прав»…
1933 год принес Бунину
долгожданный триумф и болезненное поражение. Уже несколько лет кряду его имя
фигурировало в числе номинантов на Нобелевскую премию по литературе и каждый
раз напряженное ожидание сменялось горьким разочарованием. В тот ноябрьский
ненастный день Бунину не работалось и он отправился с Кузнецовой скоротать
время в «синема». Сам писатель вспоминал, что в самый захватывающий момент фильма
прямо на него упал луч карманного фонарика. Бродивший среди рядов запыхавшийся Зуров
вытолкнул его из зала и объявил, что только что звонили из Стокгольма и
сообщили о присуждении премии. На торжественную церемонию Бунин поехал со
своими двумя женщинами, женой и «ученицей». «Фотографии Бунина смотрели не
только со страниц газет, но из витрин магазинов, с экранов кинематографов.
Стоило И.А. выйти на улицу, как прохожие немедленно начинали на него
оглядываться. Немного польщенный, Бунин надвигал на глаза барашковую шапку и
ворчал: "Что такое? Совершенный успех тенора". Приемы следовали один за другим
и были дни, когда с одного обеда приходилось ехать на другой» – рассказывал
сопровождавший новоиспеченного лауреата в дни его триумфальной поездки
журналист Андрей Седых. На обратном пути из Стокгольма заехали в Германию,
погостить у друга Бунина философа Федора Степуна. Галина приболела и осталась на
несколько дней в его доме , планируя вернуться в Грас, как поправится. И за эти
несколько дней ее сердце завоевала … сестра философа, Маргарита. «Галина
влюбилась страшно - бедная Галина… выпьет рюмочку - слеза катится: "Разве
мы, женщины, властны над своей судьбой?.." Степун властная была, и Галина
не могла устоять…» –так описывала произошедшую драму Ирина Одоевцева. Всем
домочадцам сразу бросилась в глаза внезапная перемена в Галине по ее
возвращении. «Галя стала писать, но еще нервна. … У нее переписка с Маргой,
которую мы ждем в конце мая»—отметила Вера. Ее дневники лаконично и ярко
зафиксировали хронику разрыва между Кузнецовой и Буниным, который окончательно
произошел год спустя. Маргарита Степун, как и обещала, приехала в Грас в мае. «Марга
у нас третью неделю. Она нравится мне. … Можно с нею говорить обо всем. С Галей
у нее повышенная дружба. Галя в упоении и ревниво оберегает ее от всех нас…»(8
июня 1934 года). «В доме у нас нехорошо. Галя, того гляди, улетит. Ее обожание
Марги какое-то странное. … Если бы у Яна была выдержка, то он это время не стал
бы даже с Галей разговаривать. А он не может скрыть обиды, удивления и потому
выходят у них неприятные разговоры, во время которых они, как это бывает,
говорят друг другу лишнее…» (11 июля 1934 года). Бунин не мог перенести этой
измены, казавшейся ему особенно унизительной, и упрекал возлюбленную во всех
возможных грехах. Когда, прогостив с месяц, Маргарита уехала, страсти немного
улеглись, но это было не примирение, а лишь короткое затишье перед новой бурей.
Скандалы не утихали и не в силах больше находиться в ставшем чужим «Бельведере»,
осенью 1934 года Кузнецова отправилась в Германию к Маргарите. «Галя наконец
уехала. В доме стало пустыннее, но легче» — подвела черту Вера.
Стоически перенеся постигшее его
несчастье, Бунин нашел забвенье в творчестве и на склоне лет создал свою
главную книгу—«Темные аллеи», цикл великолепных новелл, в которых любовь так
хрупка, быстротечна и так загадочно переплетена со смертью. Леонид Зуров
оставался в семье писателя до конца,
ухаживал за тяжело больным, одряхлевшим и еще более желчным Буниным в его
последние, до неприличия нищие годы, а после его кончины— за его вдовой, сделавшей его душеприказчиком
бунинского наследия. Галина Кузнецова вполне счастливо прожила всю оставшуюся
жизнь с Маргаритой Степун и на закате своих дней опубликовала «Грасский дневник»—рассказ
о семи счастливых и трагичных годах в
доме Буниных. Мемуары Кузнецовой легли в основу сценария фильма Алексея Учителя
«Дневник его жены».
Еще
один след этого союза предстанет 17 февраля на аукционе «Антиквариума». На
торгах будут представлены письма Ивана Бунина к Николаю Рощину, одно из них
подписано всеми участниками люовного треугольника—самим писателем и его «бельведерскими
музами», Галиной Кузнецовой и Верой Муромцевой-Буниной.