Многие соотечественники, оказавшись в просторном вестибюле
Лондонской Национальной галереи и рассматривая аллегорическую мозаику
«Сострадание», удивляются и вглядываются внимательнее, пока не остается
никаких сомнений — на мозаике изображена… Анна Ахматова! Историческая справка развеивает первоначальное изумление. Мозаика
«Сострадание» была создана в 1952 году и
посвящена блокаде Ленинграда. На ней запечатлены руины города, на земле лежит
женщина с характерной ахматовской челкой, а над ней распростер свои крылья ангел,
пытающийся спасти несчастную. Автору «Сострадания», художнику Борису Анрепу, Ахматова не только посвятила
более 30 (!) стихотворений, но и подарила свой
талисман-оберег.
Почти вся жизнь Бориса Анрепа, потомка шведских аристократов и сына крупного русского врача, была связана с Францией и Англией. В Лондоне Анреп впервые оказался шестнадцатилетним юношей и сразу же, «наповал», влюбился в этот удивительный город. Вернувшись в Петербург, поступил в Императорское Училище Правоведения, а после его окончания — в университет. Но тяга к прекрасному оказалась сильнее. Молодой человек бросил надоевшую юриспруденцию, с головой погрузившись в новый дивный мир. Особенно зачаровывало поистине ювелирное искусство мозаики, а его лучшие образцы — чудесные средневековые витражи и шедевры византийских мастеров стояли перед глазами и не давали покоя. Антреп начал брать уроки живописи у художника-«мирискуссника», знатока древнерусской традиции, Дмитрия Стеллецкого, а затем продолжил обучение в Италии и на Ближнем Востоке. Затем, в 1908 году, поступил в парижскую «Academie Julienne», а два года спустя — в эдинбургский «College of Art». Серьезная школа и дружба с известными британскими художниками распахнули ему двери крупнейших лондонских художественных салонов, где он вскоре стал «своим человеком». Анреп быстро завоевал популярность как мастер мозаики, особенно церковной, и едва успевал принимать заказы. В частности, художник выполнил мозаичную крипту и фрески в Вестминстерском соборе, создал мозаичный пол в зале Блейка (галерея Тейт), оформил ряд мозаик в богатейших особняках. И по сей день его работы украшают уголки Соединенного Королевства — ими любуются не только в Англии, но и в Ирландии и Шотландии.
Борис Анреп вернулся на родину в 1914 году, когда грянули залпы Первой мировой. Именно тогда состоялась судьбоносная встреча прославленного в Англии художника и русской поэтессы, чьи недавно вышедшие «Четки» стали для многих настоящим откровением. Их познакомил поэт и литературный критик Николай Недоброво, хорошо знавший обоих — с Анрепом он дружил еще с гимназической скамьи, а с Ахматовой переживал в ту пору мучительный роман. В «Записных книжках» Анны Андреевны находим следующее краткое сообщение: «1915 г. Вербная Суб. У друга (Недоброво в Ц.С.) офицер Б.В.А. Импровизация стихов, вечер, потом еще два дня, на третий он уехал. Провожала на вокзал». Эти проводы могли стать их последней встречей — Анреп отправлялся в действующую армию и впереди его ждали кровопролитные бои в Галиции и Закарпатье. Судьба берегла художника. Он приезжал с фронта в командировки и в отпуск, и всякий раз находил время повидаться с Ахматовой. Катания на санях по заснеженному Царскому селу, долгие разговоры, чтение стихов… Ахматова понимала, что испытывает к приятелю сильные чувства, однако, вряд ли это увлечение могло закончится чем-то серьезным. Едва приехав, он тут же уезжал опять—на облюбованное смертью поле брани. Она мучительно ждала месяцами. «Семь дней любви и вечная разлука…» — так охарактеризовала Анна Андреевна их отношения. Это чувство оставило заметный след в лирике Ахматовой— в «Белой стае» Антрепу посвящено 17 стихотворений, а в «Подорожнике»—14. Среди них настоящие сокровища— «Бывало, я с утра молчу…», «Из памяти твоей я выну этот день…», «Словно ангел, возмутивший воду…», «Небо долгий дождик сеет…», «Когда в мрачнейшей из столиц…»
«В начале 1916 года я был
командирован в Англию и приехал на более продолжительное время в Петроград для
приготовления моего отъезда в Лондон — рассказывал художник — Недоброво с женой
жили тогда в Царском селе, там же жила Анна Андреевна. Николай Владимирович
просил меня приехать к ним 13 февраля слушать только что законченную им
трагедию «Юдифь». Анна Андреевна тоже будет — добавил он. …Стихотворные мерные
звуки наполняли мои уши, как стук колес поезда. Я закрыл глаза. Откинул руку на
сиденье дивана. Внезапно что-то упало в мою руку: это было черное кольцо.
«Возьмите, — прошептала Анна Андреевна, — Вам». …Через несколько дней я должен
был уезжать в Англию».
Заветное черное
кольцо, подаренное возлюбленному, Ахматова считала своим талисманом и оберегом. Это
дарение, конечно же, не могло не отразиться в ее стихах:
Как за ужином сидела,
В очи черные глядела,
Как не ела, не пила
У дубового стола.
Как под скатертью узорной
Протянула перстень черный...
В последний раз Анреп побывал в России во время Февральской революции. Ахматова
рассказывала Павлу Лукницкому, что в те сумбурные дни он под пулями
самоотверженно приходил к ней на Выборгскую сторону. «… И не потому
что любил — просто приходил. Ему приятно было под пулями пройти… Это не любовь
была… Но он всё мог для меня сделать, — так вот просто…». В отличии от многих своих современников,
Анреп не питал иллюзий по поводу
революции и «светлого будущего», приход которого в каком-то религиозном экстазе
ждали вокруг, заглушая тихие голоса скептиков-одиночек. Пробыв недолгое в Петрограде и взвесив все pro и contra, он принял твердое решение — уехать. Сняв погоны — у мостов стояли баррикады и
офицерам было небезопасно появляться на
улицах — Анреп зашел к Ахматовой проститься.
«Видимо, она была
тронута, что я пришел, — вспоминал он много лет спустя. — Мы прошли в ее комнату. Она
прилегла на кушетку. Некоторое время мы говорили о значении происходящей
революции. Она волновалась и говорила, что надо ждать больших перемен в
жизни.
- Будет то же самое, что было во Франции во время Великой революции, будет,
может быть, хуже.
- Ну, перестанем говорить об этом.
Мы помолчали. Она опустила голову.
- Мы больше не увидимся. Вы уедете.
- Я буду приезжать. Посмотрите, Ваше кольцо.
Я расстегнул тужурку и показал ее черное кольцо.
- Это хорошо, оно вас спасет.
Я прижал ее руку к груди.
- Носите всегда.
- Да, всегда. Это святыня, — прошептал я.
Что-то бесконечно женственное затуманило ее глаза, она протянула ко мне руки. Я
горел в бесплотном восторге, поцеловал эти руки и встал. Анна Андреевна ласково
улыбнулась.
- Так лучше, — сказала она».
Отъезд возлюбленного Ахматова переживала очень болезненно. Безуспешно
ждала писем, хоть какой-то весточки. И раз, наверное, в порыве безутешного
отчаяния написала пронзительнейшее из своих стихотворений:
Ты — отступник: за
остров зеленый
Отдал, отдал родную
страну,
Наши песни, и наши
иконы,
И над озером тихим
сосну.
Для чего ты, лихой ярославец,
Коль еще не лишился
ума,
Загляделся на рыжих
красавиц
И на пышные эти
дома?
Так теперь и кощунствуй, и чванься,
Православную душу
губи,
В королевской
столице останься
И свободу свою
полюби.
Для чего ж ты
приходишь и стонешь
Под высоким окошком
моим?
Знаешь сам, ты и в
море не тонешь,
И в смертельном бою
невредим.
Да, не страшны ни
море, ни битвы
Тем, кто сам
потерял благодать.
Оттого-то во время
молитвы
Попросил ты тебя
поминать.
…Заветное кольцо всегда лежало в шкатулке «отступника», который спокойно жил и работал в Европе. И сберегло его не один раз…В первые дни Второй мировой войны, во время налета немецкой авиации, в студию Анрепа попала бомба. Художник остался жив, но ахматовский талисман был навеки погребен в руинах, оставшихся после атаки «Мессершмиттов». Эта утрата стала для Бориса настоящей трагедией.
В 1965 году Ахматова, все годы стоически остававшаяся на родине и
переживавшая вместе с ней все беды и страдания, приехала в Англию на торжественное чествование
в Оксфордском университете. Восьмидесятилетний
Борис Анреп, узнав о ее появлении, ретировался в Париж. «Я был в Лондоне, и мне не хотелось стоять в
хвосте ее поклонников, —оправдывался он. — Я просил Г. П. Струве передать ей мой
сердечный привет и наилучшие пожелания, а сам уехал в Париж... Я оказался
трусом и бежал, чтобы А. А. не спросила о кольце...». Но — от судьбы не уйдешь. На обратном пути из Лондона в Москву Ахматова на несколько
дней остановилась в Париже и нашла своего прежнего возлюбленного. Спустя почти
полвека состоялась их новая встреча, на сей раз, действительно последняя. Естественно,
оба изменились до неузнаваемости. Анреп
помнил Ахматову «очаровательной, свежей, стройной и юной», а в кресле перед ним
сидела полная, тяжело дышавшая дама, похожая, как ему показалось, на Екатерину II. Разговор не клеился, шла рядовая светская беседа,
во время которой несчастный художник думал только об одном: «А вдруг спросит о
кольце, что ей сказать?».
Она не спросила.
В коллекции аукциона «Кумиры ХХ века» будет представлен графический портрет Бориса Анрепа работы его друга и учителя Дмитрия Стеллецкого, датированный 1906 годом. Работа опубликована в альбоме «ЧБ. Русская и европейская графика» (М.: “Галерея 2.36”, 2009. Составители—Юрий Петухов, Георгий Федорович). Экспертное заключение В.С. Силаева.