Гран Борис – Гранд ленинградского андерграунда

Были и есть поэты, предназначенные, прежде всего, для самих поэтов. Так лирика Иннокентия Анненского, в любви и верности которому присягали  Николай Гумилев, Осип Мандельштам,  Анна Ахматова и не только, во многом определила литературную составляющую акмеизма.

Так и личность  Гран Бориса Кудрякова оказала не только художественное, но и мифическое, едва ли не мистическое воздействие на существование литераторов и художников внутри неофициальной культуры северной столицы. Им и слово.

Павел Крусанов:

 «Борис Кудряков, он же Гран-Борис, или просто Гран, был, наверное, самым загадочным и закрытым человеком петербургского андеграунда. Любое слово, сказанное о нем, или даже промелькнувшая мысль всегда неточны и нуждаются в немедленном пояснении, в свою очередь требующем новых разъяснений и уточнений. Эта пугающая ум многослойность восприятия Гран-Бориса во всех его проявлениях делала Кудрякова фигурой романтически-непостижимой и отчасти мрачноватой. Человек, с которым мы свободно беседовали и здоровались за руку, тем не менее временами казался реально не существующим, одним из фантомов Петербурга, материализацией некой известной нам лишь частично легенды.

Свое второе имя, богемно-сайгонское, Борис получил от Кости Кузьминского, вместе с Борисом Смеловым. Они были друзьями, оба в тусовке Кузьминского числились фотографами, оба выставлялись у него «под парашютом», и Костя называл их, соответственно комплекции, Гран-Борисом и Пти-Борисом. Но если Смелова часто называли Пти-Борей, а друзья и вовсе Птишкой, то Кудряков именовался исключительно Гран-Борисом, в крайнем случае — Граном. Борей его называли немногие. Было в нем что-то, побуждавшее соблюдать дистанцию.

Борис Кудряков — один из немногих писателей, кого с полным основанием можно причислить к настоящему андеграунду. Он всегда жил уединенно, панически боялся государства и власти и писал свои сочинения пером, макая его в чернильницу. Плодовитым Гран-Борис не был — почти все, что он написал, уложилось в две небольшие книжки — «Рюмка свинца» («Новая литература», 1990) и «Лихая жуть» («Борей-Арт», 2003). Но его тексты настолько концентрированы и уплотнены, что в небольшом объеме несут огромную информацию.

Примерно так же обстоит дело и с фотографией. Его снимки — ловушки для зрителя. Внешне они замаскированы под небрежные любительские поделки, и досужие посетители выставок проходили мимо них, даже не вглядываясь, но профессионалам снимки Грана были всегда интересны. Некоторые из них становились для коллег-фотографов знаковыми артефактами».

Борис Констриктор:

«С течением времени (сорок лет знакомства) он мне представлялся скорее не биологической, а мифологической сущностью. Порождением каких-то нездешних грамматик.

Уже после окончания фотоучилища и службы в армии он в 1968 году появился на Малой Садовой. Поначалу будущий автор “Ладьи темных странствий” скептически отзывался о литературе и утверждал, что она ему “не ндравится”, что его интересует только фотография. Но постепенно знакомство с такими персонами, как Константин Константинович Кузьминский (ККК), Владимир Эрль (В. Э.) и другие изменило его взгляды на искусство столь кардинально, что он начал не только запойно читать запрещенные книги, но и сам стал писать прозу и стихи. Один из первых его опусов того периода “Песня над озером” настолько пришелся по душе В. Э., что он напечатал его в эстетике своего машинописного канона. Стихотворением 1969 года, где лирический герой собирался навестить “больную бледнолицую инфанту”, помнится, восхищался ККК.

Вскоре Б. К. становится завсегдатаем салона ККК на бульваре Профсоюзов. Там Гран-Борис вступает, не оставляя занятий литературой, в творческое соперничество с гениальным фотографом Борисом Смеловым (Пти-Борисом). Эта многолетняя дуэль двух выдающихся фотографов однажды привела Грана и Пти к настоящему поединку на лопатах в угольной яме кочегарки Апраксина двора (после распития портвейна в “Сайгоне” и принятия каких-то усиливающих кайф таблеток). Видавший виды сменщик настолько был потрясен обликом сдававшего ему дежурство Б. К., что тут же молча выдал дуэлянту рубль, мистическим образом предвосхитив с будущим лауреатом ритуал Премии Андрея Белого.

Последнее убежище Гран-Бориса — однокомнатная квартира на самом краю города, заставленная сверху донизу диким количеством картонных коробок с рукописями, негативами, картинами и каким-то невероятным барахлом, которое он несколько лет собирался выбросить и оставить только самое ценное, отделить зерна от плевел. Увы...

Знакомство с ККК переросло в дружбу с художниками, и Б. К. стал писать маслом.  Б. К. участвовал в выставках, напечатал в самиздатском неофутуристическом журнале “Транспонанс” статью о нонконформистской живописи “Рукосуйный маргарин”. Таким образом, фотография обогащала слово, а живопись — фотографию. Границы между видами искусств размывались, шло взаимопроникновение. Тот, кто видел его последние натюрморты, сделанные обыкновенной “мыльницей”, не забудет их никогда. Это дзен.

“Плоды холодных наблюдений” находили прибежище в самиздатских журналах и антологиях (“Часы”, “Обводный канал”, “Транспонанс”), были удостоены Премии Андрея Белого (1979), Тургеневской премии за малую прозу (1998), и, естественно, Кудряков стал почетным членом Академии зауми».

Валерий Вальран:

«Борис Кудряков с конца 1950-х годов стал снимать ленинградские дворы и жизнь города. Если официальная фотография разрабатывала две темы – парадный и лирический город, то Б. Кудряков снимал ленинградские трущобы - покосившиеся дома с облупленной штукатуркой и выбитыми окнами, грязные дворы, в которых играют дети на фоне дровяных сараев, улицы с разбитыми тротуарами, по которым бредут озабоченные советские граждане, т. е. беспросветную убогость советской жизни. А она была повсюду, в любом ленинградском дворе, даже на Невском проспекте.

Бориса интересовала не только мрачная жуть ленинградской жизни. У него есть лирические пейзажи города, снятые, по-видимому, моноклем. («Пейзаж городской с мостом на среднем плане и дымкой отечества». 1964, «Пейзаж в пригороде Ленинграда», 1970). В 1963 году он сделал ряд фотографий на пляже у Петропавловской крепости, в 1965 - серию «Увольнение», где два солдата соблазняют девушку.

Портреты снимал не охотно, «под нажимом моим… Портреты поэтов он также предпочитал снимать на задворках» (К. Кузьминский).

Абсурд, мрачная ирония, введение текстов в изобразительный ряд, авторские комментарии предвосхищают тенденции постмодернизма, представители которого впервые по достоинству оценили творчество Кудрякова.

Гран Борис примерно на 20 лет опередил свое время. Только после перестройки художники и фотографы стали систематически разрабатывать проблемы, которые волновали Грана – валоризация и эстетизация «некрасивого», внедрение логики абсурда в построение зрительного ряда, соотношение текста и изображения в произведении".

Живопись, фотографии, автографы и рукописи Бориса Кудрякова представлены в тематическом разделе аукциона 18 декабря.