От сумы, тюрьмы и миллионов

За неизвестное стихотворение Геннадия Шпаликова коллекционер в Аукционном доме «Антиквариум» предложил 1 миллион 600 тысяч рублей

Эта история начинается в первые дни лета 1972-го, когда на пороге одного интеллигентного московского дома появляется небритый, одутловатый, плохо одетый человек, в котором трудно узнать баловня судьбы и советского кинематографа Геннадия Шпаликова. Того самого, который прямо на съемочной площадке и почти не задумываясь написал гимн мироощущению шестидесятых «Я шагаю по Москве». И премьера одноименного фильма весной 1964 года, так символично рифмовавшаяся с общегосударственной оттепелью, фильма, который позже «смотрели все», обещала «деньги, славу, любовь» и даже всеобщее счастье через каких-нибудь 1516 лет. Но теперь на дворе стоял 1972-й. Шпаликов был нищим, бездомным, одиноким. Уезжающие в отпуск друзья сердобольно предложили пожить в их квартире, где оставалась только дочь. Погрузившийся в горькое похмелье семидесятых, Шпаликов пил. Сильно. И семнадцатилетняя хозяйка, искренне не знавшая, что делать с пожилым (34 года!), сосредоточенным в основном на стакане, мужчиной, спасалась у друзей, приходя лишь ночевать. А он глушил себя так, что однажды не смог открыть ей дверь. Не слышал — ​звонок, стук, крики соседей. Потом, мучимый чувством вины, стал писать для нее стихи. Легкости не было. Он снова и снова начинал сначала, будто желая нащупать мелодию, которая раньше так естественно укладывалась в строфы, услышать звук, на который рифмами отзывалась душа. Снова. С нового листа.

                         Когда спадет вечерний шум,—

                         вне навигаций, лоций,—

                         я дорожил и дорожу,—

                        душе моей неймется…

И, отчаявшись, дважды написал посвящение, так и не закончив стиха. И исчез из дружеского дома. Навсегда.

Четыре листочка с неверным почерком юная хозяйка, еще не догадывающаяся, что она поэт, спрячет от чужих глаз. Они отыщутся на антресолях 45 лет спустя. По справедливому замечанию Татьяны Щербины, которой они и были адресованы, прожив дольше, чем автор.

А пока в первые летние дни 1972 года смятение царило в десятках интеллигентных домов Ленинграда. Город покидал, покидал вынужденно, казалось, навсегда, пересекая границу как воды Стикса, — ​его певец, совсем иначе «обласканный» государством и КГБ. И уже не было рядом Анны Андреевны Ахматовой, чтобы сказать, как отрезать: «Какую биографию делают нашему рыжему!» — ​когда уже упомянутой весной 1964-го после ареста, психбольницы и показательного суда, поэта-тунеядца Иосифа Бродского отправили в ссылку. И пока он трясся в вагонзаке с уголовниками — ​«ад на колесах: Федор Михайлович или Данте» — ​в Ленинграде начались гастроли Латвийской национальной оперы, в спектаклях которой были заняты ученики рижской хореографической школы. Одного из них, особо одаренного, тайком привели показаться знаменитому педагогу Вагановского училища Александру Ивановичу Пушкину — ​так в Ленинграде оказался Михаил Барышников, ставший ведущим танцовщиком Кировского театра и едва ли не символом самого балетного искусства. Через несколько лет он сыграл в телеспектакле по хемингуэевской «Фиесте», где на вопрос «Чего вы хотите в жизни?» его герой — ​тореадор Педро Ромеро — ​ответил: «Прославиться и стать миллионером». А еще через три года танцовщик сбежал (в прямом и переносном смысле) от советской власти во время гастролей в Канаде.

В одном из интервью на вопрос «Что было бы с Барышниковым, останься он в СССР?» Иосиф Бродский ответил: «Наверное, спился бы». Они познакомились в Нью-Йорке осенью 1974-го.

А в ноябре того же года в Москве свел счеты с жизнью Геннадий Шпаликов.

Это только несколько из множества нитей, складывающих единый узор. Но вот еще одна. Все в том же 1972 году из СССР в государство Израиль эмигрировал завсегдатай ленинградских ресторанов, переводчик, искусствовед, любитель и знаток поэзии Роман Каплан. По прошествии нескольких лет он оказался в Нью-Йорке и стал директором галереи Нахамкина, где владение языками, дружба с художниками и знание поэзии оказались крайне востребованными.

Ранним осенним утром 1987 года Роман Каплан сидел на кухне в состоянии, близком к отчаянию. Его ресторан, год назад открытый на Манхэттене, в доме, где когда-то жил легендарный Фрэнк Синатра, прогорал. Денег не было. Держатели акций требовали свои вложения назад. И вдруг местное радио сообщило: «Нобелевская премия по литературе присуждена Иосифу Бродскому».

Иосифу! — ​давнему, еще по Ленинграду, приятелю. Бродскому! — ​чьи чтения он устраивал в галерее Нахамкина.

В тот же день Каплан позвонил поэту:

— Иосиф, ты теперь у нас миллионер! Дай денег в долг на развитие ресторана.

— Я должен посоветоваться с Мышью, — ​сказал тот.

«Мышь», как называл друга Бродский, — ​Михаил Барышников, ныне директор и звезда American Ballet Theatre, — ​по поводу просьбы Каплана заметил, что давать деньги в долг рискованно, и лучшим выходом в данной ситуации станет выкуп акций ресторана.

Так и поступили. Михаил вложил деньги, которые зарабатывал как звезда балета, Иосиф — ​часть Нобелевской премии, Роман — ​свою долю, умение готовить и общаться.

Так из триумвирата ярчайших ленинградцев родилось уникальное явление под названием «Русский самовар». Здесь собиралась вся русская эмиграция, все, считающие себя причастными к русской культуре, звезды спорта, политики. Среди посетителей — Довлатов, Алешковский, Аксенов, Ахмадулина, Окуджава, Вишневская, Ростропович, Башмет, Бутман, Михалков, Церетели, Кабаков, Комар, Меламид, Брускин, Тюльпанов (список бесконечен). Захаживали и американские звезды: Стрейзанд, Форман, Миннелли, Сталлоне. Практически все оставляли отзыв в гостевом альбоме: стихи, рисунки, кто-то вклеивал фотографию с шуточной надписью. Поэты и писатели дарили книги с автографами, художники — ​работы. Так складывалась коллекция «Русского самовара». Однажды в нем случился большой пожар, и часть коллекции, висевшая на стенах, погибла, но удивительным образом гостевые книги сохранились: в последний момент их спасли от огня. Эти «нетленные рукописи» — ​уникальный артефакт эпохи, памятник «русской культуры в изгнании», зафиксировавший многогранную творческую среду, и аналога ему нет.

Что к этому добавить?

6 сентября исполнилось 80 лет со дня рождения Геннадия Шпаликова. Четыре листа с автографом его стихотворения «Когда спадет вечерний шум» были представлены в качестве топ-лота на торги в Аукционном доме «Антиквариум». 7 октября был поставлен ценовой рекорд: за автограф Шпаликова один из коллекционеров предложил 1 миллион 600 тысяч рублей.

В ноябре исполняется 30 лет со дня вручения Нобелевской премии по литературе Иосифу Бродскому. Его автографы и рисунки в числе 700 предметов «самоварной культуры» будут представлены на аукционе в «Антиквариуме».

В декабре исполнится 80 лет Роману Каплану.

Ольга Хрусталева — 
специально для «Новой»

P.S.