Владимир Эрль как зеркало питерского хеленуктизма

            ... Меня в гостинице клопы покусали ...

            - Это не клопы, - подозрительно сощурилась Марина, - это бабы. Отвратительные грязные шлюхи. И чего они к тебе лезут? Вечно без денег, вечно с похмелья...             Удивляюсь, как ты до сих пор не заразился. ..

            - Чем можно заразиться у клопа?

            - Ты хоть не врал бы! Кто эта рыжая вертлявая дылда? Я тебя утром из автобуса видела...

            - Это не рыжая вертлявая дылда. Это - поэт-метафизик Владимир Эрль. У него такая прическа…

                                                                            (С. Довлатов, «Компромисс»)

Владимир Эрль был одним из основателей литературной группы «Хеленукты», в которую входили Дмитрий Макринов (Дм.М),  Александр Миронов, Николай Аксельрод (А. Ник), Виктор Немтинов (ВНЕ) и Алексей Хвостенко. По признанию самого Эрля уже в 2000-х название «Хеленукты» появилось путем двойной транслитерации слова «Нелепость» (Helenoct) — с кириллицы на латиницу и обратно. 

Поэзия хеленуктов была абсурдистской (они поначалу так себя и хотели назвать, но отказались в виду «банальности), наследовала практикам дадаистов и русских футуристов. Хеленукты практиковали коллективное сочинение стихов.

Константин Кузьминский вспоминал, что основатель общества явился на его свадьбу в очках для автогенной сварки, лег на пол и потребовал, чтобы его осыпали цветами. «Вот в этой обыденности и ежедневных, если не ежесекундных хэппенингах — характер Эрля».

Популярным жанром в обществе хеленуктов, которые часто собиралось на Малой Садовой, была «драмагедия» — запись диспутов и разговоров, которые они вели. Среди таких произведений коллективной импровизации, отобранных Эрлем для публикации, — драма «Летний вечер» (1967) и телевизионная пьеса «Рукоять бенефического рукоделия» (1969). «Плач обезьянки», написанная Хвостенко вместе с художником Юрием Галецким, и абсурдистская пьеса «Ботва» (1966), созданная им вместе с Леонидом Ентиным.


«На Малой Садовой я встретил ЭРЛЯ. Подойдя ко мне, он сказал: "Я слышал, что у Вас есть весь Хлебников, так вот, нет ли у Вас бакинского издания Хлебникова?" Я говорю, я чего-то не слышал, чтобы Хлебников в Баку издавался. "Издавался. В 22-м году, тиражом 20 экземпляров, на ротаторе." Тихим, "жующим" голосом. Год это был 67-й, весна, слякотно, или лето уже, жарко, стало быть, Эрлю только что стукнуло 20. Я в мои 20 тоже уже Хлебникова знал, и неплохо, но до таких тонкостей не доходило.

Эрль - человек уникальный, сложный, необычнейший, даже для того разнообразия типов, лиц и характеров, что являла ленинградская сцена 60-х. Во многом он, младше меня на СЕМЬ лет, стал моим учителем, и уж во всяком случае, с ним я обращался только на равной. В "мальчиках" он у меня не ходил. Не знаю даже - был ли он когда-нибудь мальчиком.

Рассказывают: звонок в квартиру Петрова (какого-то из экспертов по ОБЭРИУ), открывают - 13-летний подросток: «Я, говорит, пришел уточнить некоторые места у Введенского».

Эрль. И с тех пор - 2 было специалиста по группе ОБЭРИУ: Эрль и сын профессора Миша Мейлах. Третий, Илья Левин, нарисовался уже позднее: года с 74-го. А до, как справедливо пишет Халиф, именно Эрлю "принадлежит воскрешение обэриутства".

Человек невероятной вежливости, иногда до занудства: "Эрль, говорю, я Вас в окно выброшу!" "Нет, не выбросите. Вы ко мне хорошо относитесь." 8 лет - теснейшего общения, и всегда - на Вы. Но его "Вы", в отличие от Саши Кушнера, я всегда терпел, ибо это было не от воспитания в профессорской семье, а - СВОЕ. У Эрля все было - свое. Даже чужое. Он мне раскрыл Лескова, ну посудите - мог бы я найти цитируемую Лесковым пословицу: "Тешь мою плешь, сери в голову!" или другую "Уплыли муде по вешней воде." А Эрль, с его академическим - встроенным аппаратом, читал все, вплоть до сносок, комментариев, приложений, примечаний, разночтений и вариантов.


Дотошность его граничила с буквоедским педантизмом Тайгина, только Боря не блистал особо разумом: просто добрый и милый. У Эрля же ум был, что называют французы, "эспри маль турне" (перья не в ту сторону), с поворотиками, вывертами, извращенно-изощренный. И потому - только он мог оценить и понять, сквозь внешний облик благопристоя, абсурдность графа Хвостова, обэриутские начала Лескова (цитируемое им: "А возле Императорской Академии художеств - две собаки каменные в колпаках поставлены. Так это, брат, не собаки, а - свинтусы! И свинтусы эти - из древних Фив в Египте вывезены, и для того они здесь поставлены, чтоб, значит, пока они не зашевелятся - до тех пор, брат, чтобы ша. Чтобы ничего и не было, а вроде как понарошку." Привожу, увы, по памяти где ж мне такое в целом Лескове найти!)

Эрлюшу я люблю. Изображал мне художник Белкин, мерзким голосом имитируя Эрля: "Чаай водоой разбавляать - только желуудок поортить!" Пьет Эрль такой крепости чай, что мне - худо становится. Рассказываю ему, что как-то Элик Богданов угостил меня чифирем дегтярного цвета, в своей каморке на Блохина. Чифирь был заварен в эмалированном ковшике, третьяк, а то и кварт, убойный. На что Эрль мне сказал: "А однажды я Элика угостил своим чаем, так он сказал, что слишком крепкий!"

Ну это я уже просто отказываюсь себе представлять, мне худо. Эрль всегда приходил со своей пачкой индийского или грузинского чаю в портфеле - это ко мне-то, в можно сказать, "чайную" - и заваривал всегда сам. Я его чаю пить не мог, и разбавлял водой, "портя желудок".

 

Библиотекарь, лодочный сторож, сторож на автостоянке - человек, в голове которого свободно помещается пол-Академии, да еще остается свое!

С 16-ти лет уже зафиксировав себя тончайшими и точнейшими текстами, Эрль за собой тащил целый хвост: Аронзона (которого, уже покойного, собрал вместе со вдовой до точечки), Хвостенко-Волохонского-Галецкого-Богданова-Немтинова-Миронова-Макринова-Ентина и иже, являясь точкой пересечения этих людей и - уже можно сказать - эпох. С 66-го года уже функционировавшее издательство "Польза дела" (тираж, большею частию, 1 экземпляр, на обеих сторонах, машинопись Эрля), где появились все эти авторы».

(Константин Кузьминский. «У голубой лагуны»).

В аукционную коллекцию «Нонконформисты. Изобразительное искусство. Автографы. Хвост, Анри и хеленукты - к 85-летию Алексея Хвостенко. Толстый и "Мулета» вошли редкие самиздатские сборники Владимира Эрля, напечатанные им под грифом издательства "Палата мер и весов", автографы и фотографии поэта.